Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

1. ФОРМИРОВАНИЕ НАМЕРЕНИЯ

Созданный вами благотворительный фонд начал свою работу сравнительно недавно, в ноябре 2011 года. Как вы пришли к тому, чтобы заниматься благотворительностью?

Ваш вопрос, кажется, звучит на самом деле так: «С чего бы это вдруг?» (Улыбается.) Действительно, со стороны кажется: в течение тридцати лет своей профессиональной и бизнес-деятельности она и не думала ни о чем подобном, но вот ‒ ни с того ни с сего… Но что такое благотворительность? Разложите это сложное слово на составляющие его лексемы, и толковый словарь нам не понадобится. Оно означает «творить благо», нести его людям. Этим я и занималась всю свою жизнь ‒ прежде всего как врач. И дело здесь не в самой гуманной сути моей профессии ‒ в конце концов, свои трудовые обязанности можно выполнять чисто функционально. А в том, что «творить благо» однажды стало глубинной потребностью моей души. С тех пор я старалась делать как можно больше, чтобы удовлетворять эту свою потребность. Ларошфуко как-то заметил: «Наши благодеяния сводятся к услугам, которые мы оказываем самим себе». Что ж, пусть так! Главное ‒ были бы благодеяния! А создание мною благотворительного фонда ‒ очередной этап естественного следования этому императиву.

Вы произнесли слово «однажды»… Вы открыли в себе потребность оказывать людям помощь вследствие какого-то значимого события в своей жизни?

Оно не было значимым. Когда я училась на кардиореаниматолога в 1-м Московском медицинском институте, нас, студентов, направили на самую обычную практику в одну подмосковную клинику. Я попала в отделение неврологии. В нем лечились в большинстве своем тяжелобольные пациенты, перенесшие инсульт. Многие не могли двигаться, подняться с постели, совершать за собой уход. На мне лежали обязанности санитарки, и я видела, насколько важно для больных получить от меня помощь, как эти люди были за нее благодарны. Вскоре я поняла: знать, что ты нужна, что ты можешь помочь и помогаешь… Это приносит радость. Вот так я познала свою, как говорят психологи, «базовую потребность». (Улыбается.) Что же касается создания Фонда, то к этому впервые меня подтолкнула мой сердечный друг и духовный наставник Валентина Васильевна Толкунова.

Памяти знаменитой певицы, народной артистки РСФСР Валентины Толкуновой вы посвятили свою книгу «Моя программа стройности»…

Дружба с этой удивительной женщиной и наше щедрое общение помогли мне найти новый подход к избавлению моих пациентов от избыточного веса. В результате была создана авторская программа обретения стройности. Программа, в которой прежде всего уделяется внимание исцелению душевных недугов пациента и психологической подготовке к процессу похудения… «Душа», «сердце», «любовь», «самоотдача» ‒ эти слова для Валентины Толкуновой были, пожалуй, главными. Она всю, без остатка, отдавала себя людям. Часто сетовала: «Как много вокруг несчастных! И у них такие крошечные доходы, что они не могут сами себе помочь!» Она постоянно делала благотворительные отчисления малоимущим или больным людям, в детские дома-интернаты, фонды поддержки талантливых детей, на реставрацию православных храмов. А благотворительные концерты и детские балы, в которых она участвовала, ‒ их не перечесть. Однажды Валентина Васильевна предложила мне открыть благотворительный фонд, и я сразу же согласилась. Мы стали строить планы, но не успели их осуществить: мой Добрый Друг и Наставник ушла из жизни…

Когда это случилось, я осознала: благодарная и светлая память о ней не даст мне забыть о наших общих замыслах, я найду единомышленников, и мы организуем благотворительный фонд! Как раз к тому времени я провела некий период жизни в таких необычных и драматических заботах, которые окончательно сформировали мое намерение.

Что с вами случилось?

Не со мной ‒ с моей близкой подругой. У нее заболел трехлетний сын. Обычная простуда дала осложнение на кроветворную систему. Диагноз: апластическая анемия. Это значит, что процесс создания новых клеток крови в костном мозге стал угасать. Сначала дал о себе знать дефицит тромбоцитов, затем ‒ лейкоцитов, основы иммунной защиты, потом ‒ эритроцитов и гемоглобина. Концентрация форменных элементов в плазме крови снизилась настолько, что это было абсолютно несовместимо с жизнью. Но мальчик жил! Жил, умирая… Я видела, как он страдает от приступов резкого повышения температуры (они случались по несколько раз в сутки). Внезапный жар, сильнейший озноб, выход на температурное плато в течение 15-30 минут ‒ и резкое падение температуры, сопровождаемое массированным потоотделением. Эти приступы полностью лишали ребенка сил. Он исхудал донельзя; кожа приобрела зеленоватый оттенок; щеки ввалились, глаза запали. Я не могла выдерживать его взгляд ‒ он смотрел глазами бесконечно уставшего немолодого человека. И тем больнее мне было отмечать: как только ему становилось чуть лучше, мальчик тянул ручонки к игрушкам, к маме, пытался улыбнуться ‒ он хотел жить, играть, радоваться любить!..

Врачи могли помочь ребенку?

Им занимались первоклассные специалисты Москвы и Санкт-Петербурга. Проводили бесконечные исследования и лечебные процедуры, но тщетно: болезнь прогрессировала, мальчик умирал. Была надежда на то, что поможет операция по пересадке костного мозга, но в России за нее никто не брался: ребенок был настолько плох, что мог скончаться на операционном столе. Его мать ‒ интеллигентная, очень организованная, терпеливая женщина ‒ была в отчаянии, хотя и старалась этого не показывать. Мы все, ее друзья, помогали чем могли, искали любые возможности исцеления малыша. В конце концов решили обратиться к зарубежным врачам. В Израиле отказали в операции. Мы сделали запрос в Германию. Через некоторое время пришел ответ: приезжайте, проведем обследование и оперируем, стоимость операции ‒ 300 тысяч евро…

Мама малыша располагала такой суммой?

У нее не было и сотой части этих трехсот тысяч! Мы стали лихорадочно собирать деньги: боже, есть надежда! скорей, скорей!.. У ребенка оставалось совсем немного времени. Мы взывали к помощи друзей, знакомых, коллег, деловых партнеров. Люди откликались, давали деньги ‒ кто сколько мог, но всего этого было мало, мало! Мы обращались в благотворительные фонды. Сотрудники этих организаций преисполнены желания помочь. Но вот в чем дело. Как правило, фонды оказывают адресную помощь: деньги от благотворителя, спонсора поступают на лечение определенного ребенка. А свободных средств на счетах нет. Нам предлагали встать в очередь на финансирование, включить данные малыша «в базу»… Но некогда было ждать! И вот тогда я испытала сильнейшее переживание, которое буквально все во мне перевернуло…

Расскажите об этом подробнее: что вы чувствовали, о чем думали?

Понимаете, я врач, кардиореаниматолог. Я всегда знала, как вернуть к жизни пациента в состоянии инфаркта. И вообще, всегда могла оказать человеку скорую и действенную помощь, если он заболевал. Но в ситуации, о которой идет речь, я оказалась совершенно бессильной что-либо изменить к лучшему! В руках не оказалось инструментов помощи другому человеку! И это у меня ‒ профессионала, который, к тому же, в качестве руководителя двух медицинских учреждений ежедневно справляется с самыми различными деловыми задачами и бизнес-проблемами! Это было… мучительно ‒ испытывать такое.

И вот тогда я сказала себе: «Новый благотворительный фонд БУДЕТ! И он станет тем инструментом, который в подобных ситуациях даст мне возможность помочь ребенку быстро и эффективно, в полном объеме!»

Мальчику сделали операцию в Германии?

Увы, нет! Во-первых, тех денег, которые мы сумели собрать, хватило только на то, чтобы отправить мальчика в Германию и провести там обследование. А во-вторых, немецкие врачи, также, как и наши, российские, сделали вывод: больной не операбелен, есть опасность летального исхода. Малыш вернулся в Санкт-Петербург, его поместили в реанимационное отделение Института крови…

Он умер?..

Вы знаете, случилось чудо: он выздоровел! Стал практически здоровым человечком! Сейчас уже учится в школе, ходит в первый класс.

Невероятно ‒ в свете того, о чем вы рассказали! Как вы это объясните?

Это отдельная история, не для интервью. Скажу только, что чудо выздоровления малыша никак не соотносится с чудесами современной медицины. Оно, скорее, связано с таким почти мистическим феноменом, как влияние на ситуацию нашего к ней отношения. Я не устаю повторять своим пациентам: «Ваша жизнь ‒ это отражение ваших мыслей. Преобразуйте их, и все изменится к лучшему!» Впрочем, я много рассуждаю об этом в своей книге «Моя программа стройности» и советую всем ее прочитать.

2. ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ЗАМЫСЛОВ

Вернемся к разговору о благотворительном фонде «Красота ‒ детям». Итак, вы сдержали данное себе слово о его создании, осуществили свой замысел… С чего началась работа фонда?

С получения первого пожертвования от нашего первого спонсора ‒ от меня! (Смеется.) Весной 2011 года я приступила к работе над книгой «Моя программа стройности». По моим расчетам, я должна была написать ее к концу лета. И вот тогда и поставила перед собой задачу: к осени сдать готовую книгу в печать, к этому же времени создать фонд и весь гонорар за «Мою программу стройности» перевести на его счет. Я воплотила все мои планы в жизнь, но с опозданием на пару месяцев. Тому были разные причины; как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает… В ноябре я начала получать от издательства в качестве гонорара процентные отчисления от дохода с продаж книги. Все эти поступления я направляла в фонд. А чтобы продажи увеличились, мы провели серию благотворительных акций фонда под названием «Купи книгу ‒ помоги детям!» (прочесть о них вы можете в разделе «Новости» официального сайта фонда). В результате у нас появились средства, которые мы направили в Институт пластической хирургии и косметологии, чтобы помочь 13-летнему мальчику Алексею С. Ему требовалась платная операция по исправлению левосторонней деформации верхней губы и носа. Мама Алексея воспитывает сына одна, зарплата у нее небольшая, состоятельных родственников нет, помочь некому… А подросток страдал из-за дефекта внешности, не мог нормально учиться, чувствовал себя отвергнутым…

В общем, мы финансировали эту операцию. Ее блестяще провел доктор медицинских наук, профессор, пластический хирург с мировым именем и 40-летним стажем работы Владимир Алексеевич Виссарионов.

Почему вы решили создать организацию, помогающую детям именно с врожденными или приобретенными дефектами внешности?

Ну, во-первых, отвечу на вопрос: «Почему фонд помогает детям?» Я ‒ мать двоих сыновей, у меня три внука. Мое сердце принадлежит «детской Вселенной»… И я знаю: ребенок входит в этот мир совершенно беспомощным, ему жизненно необходимы защита, любовь и забота взрослых. Он счастлив тогда, когда здоров и у него есть мама и папа. Но если он болен (в контексте обсуждения работы нашего фонда надо говорить о патологиях внешности) и родители ничем не могут ему помочь, потому что у них нет средств на лечение, ‒ его мир рушится... Такие дети часто растут в неполных семьях. Многие из них ‒ сироты (и я позже скажу почему). Они несчастны. Но у них есть великое право самых маленьких и беззащитных человеческих существ на Земле ‒ право получить от нас, взрослых, спасение. И если не от мамы и папы, то от тех, кто взял на себя обязанность осушить их невидимые миру слезы, восстановить маленькие разрушенные миры.

А на ваш вопрос: «Почему фонд помогает детям именно с патологиями внешности?» отвечу так. Если хочешь что-то сделать, не разбрасывайся. (В конце концов, нельзя объять необъятное…) Это правило определило выбор одного направления работы нашего фонда. А уж каким оно должно быть, мне не надо было долго думать ‒ ведь я специалист в области эстетической медицины. Именно в деле помощи детям, которым нужна коррекция внешности, мои знания и опыт пригодятся больше всего.

Какие дефекты внешности бывают у детей?

Различают врожденные и приобретенные в течение жизни дефекты.

Дети с врожденными патологиями внешности появляются на свет в среднем один раз на тысячу рождений. Такие болезни могут быть генетически заданы (например «заячья губа», «волчья пасть»), а могут сформироваться как результат нарушений внутриутробного развития, или родовой травмы. На сегодня известно 23 (довольно редких, но ‒ на фоне соответствующей статистики ‒ значимых) вида врожденных заболеваний (а вообще их больше 80). Такими заболеваниями страдают дети, рожденные с костными деформациями и патологиями мягких тканей лица и черепа: с расщелинами губы и неба, нестандартными ушными раковинами, ассиметричными и неправильной формы глазными впадинами, без носа и с искаженным ртом, шести-семипалые, с различными пороками кожи…

О приобретенных дефектах внешности. Сколько детей у нас в стране попадают в автомобильные аварии, страдают от пожаров, различных травм! Результат ‒ келоидные рубцы (которые могут расти и образовывать когтеобразные выросты), ожоговые поражения кожи лица, лишение конечностей… У ребенка в результате перенесенных инфекционных заболеваний могут вырасти на лице, шее крупные доброкачественные опухоли, которые сильно портят внешность.

Какие-то из перечисленных заболеваний поддаются консервативному лечению, обычно довольно длительному. Но в большинстве случаев патологий внешности (особенно врожденных) помочь может только операция. Как правило, и в том и в другом случае лечение стоит больших денег. Государство выделяет средства на исправление внешности таких детей, но эти средства ограничены. Вот почему наш благотворительный фонд так нужен детям из малоимущих, неполных семей, сиротам…

Вы сказали, что многие из детей с деформациями внешности ‒ сироты. Почему это так?

Как правило, сиротами становятся дети с врожденными дефектами. Их внешний вид пугает, шокирует родителей. Внешнее несовершенство младенца связывается папами и мамами с неполноценностью его интеллектуального и психического развития. И даже если таких мыслей не возникает, они не видят для ребенка возможности адаптироваться в социуме, нормально общаться со сверстниками, жить полноценной жизнью, в дальнейшем иметь любимую работу, крепкую семью. Они думают: его затравят в детском саду, школе; он озлобится на весь мир, станет психически неуравновешенным подростком с девиантным поведением; хлопот с ним не оберешься. А если взяться за его лечение, никаких денег не хватит. И отказываются от него. Ребенок поступает в Дом малютки, потом ‒ в детский дом. И здесь я хотела бы напрямую обратиться к родителям таких детей…

Во-первых, подавляющее большинство детей с дефектами внешности ‒ психически и умственно нормальны. Отставание в развитии проявляется всего у 15-20% из них. Не спешите ставить крест на своем чаде и говорить о его «умственной отсталости»!

Во-вторых, знайте: современные достижения в черепно-лицевой и пластической хирургии, в дерматологии, дерматокосметологии, протезировании столь значительны, что позволяют исправить положение там, где, кажется, исправить ничего невозможно! Не оставляйте судьбу своего ребенка на волю собственной некомпетентности!

Не бросайте своих детей! Не отчаивайтесь, лелейте в себе любовь к ним и живите надеждой на их исцеление. Обращайтесь в благотворительный фонд «Красота ‒ детям». Мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить вашему ребенку консультацию, обследование и лечение у высококвалифицированных специалистов, возьмем на себя ваши финансовые заботы. Именно для такой работы и создан благотворительный фонд «Красота ‒ детям», в этом заключается его высокая миссия…

3. МАГИЯ МИЛОСЕРДИЯ

Римма Васильевна, ответьте на «детский вопрос»: почему люди помогают друг другу?

Потому что это свойственно человеческой природе! Мы так созданы, мы ‒ такие! На самых глубинных уровнях человеческого существа заложено знание: мы едины, мы ‒ одной крови, нам друг без друга не обойтись. Это, если хотите, выражение великого принципа солидарности живой Вселенной… Да, есть личностные и деловые отношения, построенные на меркантильных интересах и жажде наживы; да, есть проявления крайней степени эгоизма. Но посмотрите вокруг, вспомните историю. Всегда и везде люди помогали и помогают друг другу ‒ в войну, в перестройку, в кризис, в безработицу! Как бы ни было плохо самому, как бы ни было трудно ‒ человек, если другому нужна от него помощь, снимает последнюю рубаху, разламывает надвое краюху хлеба. Если случается катастрофа в какой-то точке земного шара ‒ цунами, землетрясение, военная агрессия ‒ весь мир поднимается на помощь!..

Бескорыстие, любовная самоотдача, щедрость, милосердие, сострадание ‒ все это свойственно людям, и на этом стоит белый свет. «Если люди не научатся помогать друг другу, то род человеческий исчезнет с лица Земли», ‒ сказал всемирно известный писатель, Вальтер Скотт, и я с ним полностью согласна.

В начале нашей беседы вы рассказывали о том, что испытывали радость, оказывая помощь тяжелобольным людям. Такое чувство переживает любой человек, если бескорыстно помогает другому?

А как же! Это не зависит от личностных качеств, характера. Допустим, человек эгоцентрист, живет только для себя, ищет исключительно личную выгоду. Но если судьба предоставит ему возможность или даже заставит проявить щедрость, то он с удивлением обнаружит: он стал счастливее! Я только что утверждала: потребность помогать и делиться присуща любому, это категорический императив Природы. И если человек следует Ее зову, то она щедро одаряет его. Он делает открытие: какое это счастье ‒ осознавать острую необходимость своего присутствия и участия ‒ для того, кому ты оказываешь помощь. Человек находит себя на своем месте ‒ может быть, впервые в жизни! Он осознает свою значимость в этом мире: он может, может сделать большое и важное дело! Он в силах изменить чужой несчастный жребий и сделать другого человека счастливым! Его переполняет радость, он получает мощнейший заряд положительной энергии. Такова магия милосердия… Она помогает прежде всего тем, кто потерял себя, утратил свое предназначение, смысл и вкус жизни, потерялся в пути.

Совершенно верно! Добрые дела исцеляют того, кто их совершает. И вы уже поняли почему. Ко мне, например, в «Риммариту» часто приходят пациенты с избыточным весом, которые достигли значительных успехов в жизни. У них, кажется, есть все, о чем они когда-то мечтали. Но их души томятся, они не удовлетворены жизнью, легко раздражаются, их мучают обиды, чувство ложной вины, депрессии и страхи. И от всего этого негатива они прячутся за толстой жировой оболочкой. Темная замкнутость их внутреннего мира ‒ вот причина обретения ими избыточного веса. (В «Моей программе стройности» я посвятила этому феномену не одну главу.) И я предлагаю таким пациентам: «Научитесь отдавать! Дарите другим добро и свет своей души. Не копите обиды и страхи, а делитесь тем лучшим в себе, что имеете. Подарите другому человеку хотя бы частичку своих знаний, любви, тепла, просто улыбку ‒ и вы станете здоровы!» Это эффективнейший способ самолечения. Милосердие гасит темный огонь недуга и задействует в организме чудесные механизмы самоисцеления, о которых мы даже не имеем представления.

Имея такое видение проблем, вы, наверное, с легким сердцем призываете людей к сотрудничеству с фондом «Красота ‒ детям»?

Я привыкла строить деловые отношения на принципе гармоничного взаимообмена между партнерами. В этом ‒ залог успешного и длительного сотрудничества. И в том, что касается работы фонда, дело обстоит точно так же. С одной стороны, очевидно, что наши спонсоры и волонтеры получат от детей, которым они помогли, «несимметричный ответ»: просто благодарность и улыбку. Но я знаю: это окупит все затраты их сил и средств сторицей ‒ радостью, счастьем, здоровьем, притоком энергии, приливом сил. При этом не важно, сколько и что ты подарил детям, ‒ значение имеет сам факт бескорыстной самоотдачи. Так, я говорю своим коллегам-врачам: «Помогите, чем можете. Детям нужна любая ваша безвозмездная помощь. Даже пусть это будет какая-то мелочь. Если она дана на благо больного ребенка ‒ это уже не мелочь! Консультация, возможность обследований, лечения, проведения операции в вашем учреждении, медицинское оборудование, перевязочные материалы, лекарства, участие в наших благотворительных акциях ‒ для нас важно все!»

Что бы вы хотели сказать читателям в заключение нашей беседы?

Я, как президент благотворительного фонда «Красота-детям», имею смелость заверить всех, кто читает мое интервью: я и мои единомышленники, сотрудники, коллеги строим работу фонда так, чтобы о нем знали люди. Знали, что если ребенку с патологией внешности нужна наша помощь (он сирота или живет в малообеспеченной семье), то мы сделаем все возможное, чтобы он ее получил. А если любой сердобольный человек захочет через фонд эту помощь оказать, то она будет принята с бесконечной благодарностью, и все перечисленные им средства будут полностью, до копейки, использованы по назначению (ведь медицинский центр «Риммарита» ‒ не чужой фонду и способен взять административные расходы по его работе на себя).

А еще я хочу признаться: работа в фонде преобразовала мою жизнь. И пусть у меня не слишком громкий голос, но я найду возможность быть услышанной многими, чтобы сказать: «Какое это счастье ‒ помогать детям!»

“Ъ-Lifestyle” совместно с компанией Clinique представляет проект #differencemaker (#ЭтоМеняетВсе), посвященный людям, которые меняют мир вокруг себя каждый день. Новая инициатива Clinique позволит сформировать благотворительную платформу и объединить международные фонды, поддерживающие развитие систем образования и здравоохранения. В течение нескольких месяцев известные бизнесмены, актеры, художники и врачи, занимающиеся социально значимой деятельностью, будут говорить о том, как можно сделать жизнь на планете лучше. Продолжает проект интервью с основателем благотворительного фонда «Шередарь» Михаилом Бондаревым, построившим первый детский оздоровительно-реабилитационный центр в стране.

С основателем благотворительного фонда «Шередарь» Михаилом Бондаревым, в 2012 году построившим на реке Шередарь детский оздоровительно-реабилитационный центр, мы встречаемся в одном из московских отелей. Здесь ждут детей, возвращающихся с программ фонда. Сотрудники и родители собираются в конференц-зале, и, пока мы фотографируем Бондарева на улице, к нему подходит группа из нескольких мам. После пары минут разговора с ними он выглядит смущенным: «Никогда не привыкну к этим благодарностям».

- С чего начинался фонд «Шередарь»?

Я начну не сухо, не с фактов, а с истории: вот сейчас сюда приедут дети, они возвращаются из «Шередаря», с программы, которая закончилась накануне. И вчера, когда я оказался на территории центра, я увидел радугу - прямо над залом, в котором проходит концерт. И я даже сфотографировал ее на телефон, такой она была красивой. А несколько лет назад, таким же сентябрьским вечером, я сфотографировал в Москве другую радугу. И в ту же ночь мне написали, что ушла из жизни Галя Чаликова - главный мотор, который стоял у истоков фонда «Подари жизнь». И тогда, и сейчас я выложил эти снимки в интернет, и одну из публикаций в память о Гале журналисты назвали «Она ушла по радуге». Я это все вот к чему рассказываю: иногда, когда ты делаешь правильное дело, небо посылает тебе знак - он может быть разным, и важно его заметить. Не скажу, что я очень религиозный человек, но это мое убеждение, что, когда ты находишься на правильном пути, такие знаки обязательно тебе сопутствуют. С Галей мы познакомились вот как: я тайно передавал деньги в Российскую детскую клиническую больницу, потому что не считаю, что нужно кричать всем о том, что ты помогаешь. Я делал это через свою сотрудницу, а потом, когда она уехала, оказалось, что эти деньги она передавала как раз Гале Чаликовой - так мы с ней познакомились, а потом очень быстро подружились. Тогда я не знал, как заниматься благотворительностью, но помогать мне нравилось, поэтому я регулярно отправлял деньги детям в Российскую детскую клиническую больницу. И потом, когда Галя основывала фонд «Подари жизнь», она попросила меня - именно попросила, и я согласился на эту роль - войти в управление фондом. Она же много раз была на реке Шередарь и последний свой отпуск провела как раз там. Именно Галя подтолкнула меня к созданию полноценного детского реабилитационного центра, потому что тогда ничего подобного в России не было.

- Давайте как раз поговорим про разницу между Россией и миром в вопросе детской реабилитации, она есть?

Я хочу сразу оговориться, что я не первый в стране, до меня уже занимались детской реабилитацией после онкозаболеваний, но я первый в том смысле, что фактически на мои деньги построен специализированный центр, который предназначен для детской реабилитации. Я убежден в том, что качество наших программ находится на уровне лучших европейских. Мы ведь постоянно отправляем сотрудников и волонтеров в Европу и Америку для того, чтобы они могли наблюдать за ходом таких программ в передовых центрах. И они учатся, сравнивают. Некоторые родители, бывавшие в европейских центрах, говорят, что у нас во многом лучше. Однако лет семь назад Россия отставала, потому что таких центров попросту не было. Мы еще в 2012 году стали проводить конференцию по детской реабилитации, и к нам со всей страны и из других стран съезжались специалисты. Я не хочу сказать, что ситуация в обществе стала меняться благодаря нам - просто мы оказались в нужном месте и в нужное время, - но изменения происходят, они назрели, люди стали понимать, что реабилитация необходима не меньше, чем само лечение. С другой стороны, нужно продолжать постоянно об этом говорить. Ведь не только врачи, но прежде всего родители, а также учителя должны знать о существовании реабилитационных программ. Если говорить о нашем фонде, то все, что мы делаем, для детей абсолютно бесплатно, к нам нужно только обратиться. Часто наш центр простаивает, в то время как десятки тысяч детей нуждаются в реабилитации и не получают ее в должной мере.

- А общество понимает эту важность реабилитации?

Это то, чему всем нам нужно учиться. Очень важно понимать, что ребенок, переживший болезнь, совсем не такой, как те дети, которые, к примеру, учились с ним в одном классе. Врачи диктуют ему, что и как нужно делать, изолируют от общества - он больше не может встречаться со сверстниками - и причиняют ему физическую боль. Он понимает, что может умереть. Это жуткий стресс. Это… я бы не стал даже называть это травмой. Это очень существенные, но обратимые изменения в физиологии, в психологии человека, он другой, он не может сразу вернуться в строй, быть таким же, каким он был до болезни. И нужно обязательно ему помочь. Причем эта помощь и, что важно, понимание должны исходить не только от врачей, реабилитационных центров и родителей, но от школы, друзей, знакомых и даже соседей. Общество у нас еще не готово, не знает этого, и, конечно, людям надо объяснять.

Вопрос, который всегда напрямую связан с благотворительностью, - это вопрос поиска финансирования. От основателей многих фондов можно услышать, что охотнее всего люди передают деньги больным детям. То есть, к примеру, фондам, занимающимся взрослыми, собирать средства значительно сложнее. То же касается и первичных нужд в сравнении с реабилитацией. Получается, что на лечение конкретного ребенка деньги собрать проще, чем на реабилитацию в целом. Вы можете с этим согласиться?

Деньги нужны всем фондам, это правда. Все так. С другой стороны, если бы денег всем хватало, как бы мы могли себя проявить в этом обществе, как бы мы могли самореализоваться? Наш фонд, впрочем, счастливое исключение из правила. Существенное отличие «Шередаря» от других в том, что обычно 10–20% от сборов фонд вынужден тратить на бухгалтерию, на управление, на офис. То есть он соберет миллион, а до детей доходит 800 тысяч. Наш фонд соберет миллион, а до детей дойдет несколько миллионов, потому что есть дополнительные источники существования. Например, принадлежащая мне школа иностранных языков ВКС-IH, вся прибыль от деятельности которой идет на детскую реабилитацию. Я вообще не понимаю тех людей, которые тратят деньги на роскошь. Это от ограниченности, по-моему, или от несчастья. Несчастья не иметь какого-то увлечения, которое приносит тебе радость. Ну вот купил ты яхту, потом за нее твои наследники будут драться, зачем тебе это надо сейчас, при жизни? Мы все еще находимся в зачаточной стадии, у нас еще нет этой культуры, которая есть в Европе. Ведь много десятилетий подряд обо всем заботилось государство и речи о самостоятельной благотворительной помощи не было. Но я думаю, что это все у нас вырастет, потому что благотворительность - это не только возможность быть полезным обществу, это еще и новые знакомства, которые многому учат. Это должно быть интересно всем, взять, к примеру, предпринимателей. Все бизнесмены растут до определенного уровня, а потом им что остается? Только умножать то, что достигнуто. Качественного скачка нет. Я сталкивался с тем же, пока не стал заниматься благотворительностью. А когда построил центр, открылась совершенно другая картина мира. Я сейчас и на бизнес по-другому смотрю, и с людьми иначе общаюсь. Понятно, что деньги есть не у всех, не все могут жертвовать миллионы, но вот возможность приехать волонтером, захотеть научиться и уделить детям свое время, уверен, есть у многих.

Если говорить о людях, о команде, как она складывалась? Ведь, помимо врачей, профессионалов, есть еще и волонтеры…

Да! Люди - это самое интересное, что есть в мире. И надо сказать, что, когда я ушел в благотворительность, у меня была иллюзия, что этим занимаются совершенно особенные, чудесные и добрые люди, не от мира сего, почти святые. Потом когда я разобрался, то понял, что люди всюду одинаковые. И если сравнивать благотворительность и бизнес, я не скажу, что благотворительность чище и честнее, чем бизнес. Бизнес более открыт, более честен в силу своих целей. Он говорит прямо: моя задача - заработать деньги, а благотворители чего только не говорят. Но все равно, как ни крути, люди - совершенно отдельная тема. Вот если говорить про волонтеров: это люди, которые решили посвятить две недели своей жизни, своего отпуска на то, чтобы помочь детям, провести с ними время. И они уезжают из центра совершенно другими, многое в себе обнаруживают. Что касается команды, она сама подобралась. Вот я вам про радугу рассказывал, когда ты что-то хорошее делаешь, Вселенная или Бог - тут уж кто во что верит - тебе помогает. И люди как-то сами приходят. Я не профессор, не врач, не психолог, я просто организатор. Моя цель - собрать вокруг себя людей и показать, куда мы идем. То есть у меня, в принципе, две задачи: сказать, куда мы двигаемся, подобрать ключевых людей и с ними работать. И мы постоянно ищем новых людей, новых сотрудников, потому что фонд расширяется. И здесь нужно понимать, что «Шередарь», как и любой другой фонд, - это, с одной стороны, врачи и психологи, а с другой - талантливые управленцы, менеджеры. Я хочу привить две очень важные вещи: прозрачность, которая подразумевает честность, и чистые интересы, то есть интересы детей страны. Всегда в таких фондах есть противоречие между финансовой составляющей и нравственной. И если ты уходишь в нравственную составляющую, у тебя могут пострадать финансы. Если ты уходишь в финансовую составляющую, то происходит наоборот. Я знаю массу примеров и наших, и заграничных фондов, когда, концентрируясь на деньгах, люди теряют человечность. То есть когда фонд начинает просто работать как машина по привлечению средств и направлению их родителям, то теряется доброта. Получается бизнес. В принципе, любой фонд - прежде всего бизнес, если говорить с точки зрения коммерсанта, а я предприниматель, это те же самые законы. Так вот, очень важно, чтобы, несмотря на всю финансовую составляющую, в людях была доброта и чтобы они видели в каждом человеке, в каждом ребенке, в каждом родителе и волонтере прежде всего людей и относились отзывчиво. Чтобы они отвечали на все письма, чтобы отвечали на все звонки по-человечески, ни от кого не отмахивались, вот это очень важно.

- А помогает ли в этом общение с детьми?

Обычно я с детьми не встречаюсь, это и хорошо, и плохо. Я разговариваю с сотрудниками, с волонтерами, а детей вижу только на расстоянии. Не приду же я к ним со словами «а я вот тот добрый дядя, который все построил». Это лишнее. Им не нужно это знать, они приехали, чтобы получить радость и пообщаться с волонтерами. А вообще эти дети, в прямом смысле, без всякой патетики, смотревшие в лицо смерти, - особенные люди, у них очень многому можно научиться.

____________________________________________________________________

Анастасия Каменская

Интервью с основателем благотворительного фонда "Табаристан" Айвазом Рамазановым

Айваз Рамазанов (в центре)

В условиях тяжелого социально-экономического положения Дагестана и недостаточности средств республиканского бюджета для защиты и обеспечения социальных прав граждан, очень большую пользу обществу могут нести социальные благотворительные организации.

Одной из таких активных организаций является дагестанский региональный общественный благотворительный фонд "Табаристан", прославившийся в республике за оказание значительной поддержки больным детям. У нас состоялась беседа с одним из учредителей фонда, Айвазом Рамазановым, в которой он нам рассказал о деятельности организации и проводимых ими мероприятиях.

Айваз муалим, расскажите, пожалуйста о себе и о том, что побудило Вас начать заниматься благотворительностью?

Меня зовут Рамазанов Айваз Гусейнович, вырос я в многодетной семье, где отец простой рабочий и мать ковровщица вырастили 11 детей – семь братьев и четыре сестры. Я успешно окончил общеобразовательную школу и Педагогический институт в Махачкале.

После окончания ВУЗа я проработал в школе. Работал в НИИ дагестанского филиала РАН. Начиная с 1991 года пошла такая тенденция, что наука, грамотные и умные люди оказались никому не нужны. Имея к тому времени уже троих детей, мне пришлось оставить научную деятельность и начать заниматься предпринимательством.

Начиналось всё очень тяжело. Неоднократно я становился банкротом, но затем я постепенно становился на ноги. Когда с каждым днем всё больше сокращались рабочие места, я трудоустроил у себя братьев с сестрами, потому что когда вместе работаешь, бывает легче и проще.

Мы, три брата и три сестры живем в Дербенте. Постепенно мы начали работать вместе, помогая и советуя друг другу. Когда я работал в филиале Академии наук в аспирантуре, мне приходилось очень нелегко, живя в квартире с тремя детьми, и иногда я жалею, что оставил науку. Но с другой стороны, в ту пору заниматься наукой было очень трудно.

Я также был в курсе того, как тяжело живут деятели культуры – поэты, писатели, и они тогда начали издавать свои книги, организовывали творческие вечера, в чем я им помогал. Через некоторое время ко мне подошли люди с предложением создать общественную благотворительную организацию, где состоятельные, преуспевающие люди могли бы собирать свои денежные средства для оказания помощи науке и культуре, осуществлять благотворительную деятельность, помогать нуждающимся, больным.

С 1999 года предпринимались такие попытки, и поначалу я без организации, лично занялся благотворительностью, а уже затем, в том же году мы создали дагестанский региональный общественный благотворительный фонд «Табаристан», куда входит пять учредителей.

Расскажите, пожалуйста, поподробнее о деятельности вашего фонда. Его опыт очень важен как образец для подражания многим другим.

Мы работаем сообща, за это время мы издали настенный алфавит для детей и распространили его в Москве, Санкт-Петербурге, Харькове, Ростов-на-Дону и многих других городах, чтобы помочь нашим землякам учить своих детей родному языку. Чтобы люди за пределами своей Родины знали о своих национальных обычаях и обрядах, и чтобы они не забывали родной язык.

После этого мы издали настенные календарь с изображениями Хучнинского водопада, Крепости семи братьев и сестры, приуроченный к столетию Багаудина Митарова, Абумуслима Джафарова и многих других наших поэтов.
Также мы проводили много творческих вечеров, юбилей Абусмуслима Джафарова, столетие Багаудина Митарова. Не так давно провели творческий вечер Касума Магомедова, заслуженного деятеля культуры РФ.

Мы стараемся поддержать наших поэтов и писателей. Но, несмотря на это, мы не забываем о больных детях. Говоря о благотворительности, последние три года мы ежегодно проводим три мероприятия – в Хивском районе, собираем 60-70 больных детей, накрываем им стол, организовываем концерт, даем им возможность общаться друг с другом, читать перед публикой стихи, чтобы они почувствовали себя полноценными членами нашего общества.

Они с большой радостью принимают участие в этих мероприятиях. Также у нас стало традицией проводить на красивейшем месте – Хучнинском водопаде, благотворительную акцию «Подари улыбку детям». Туда мы приглашаем детей из Хивского, Табасаранского районов и Дербента.

Каждое первое июня мы проводим культурно-развлекательное мероприятие для больных детей в ресторане «Семейный отдых», большое им спасибо за поддержку, мы накрываем там столы на 150 человек, проводим концерт, цирковые номера. В этом нас поддерживает школа циркового искусства, руководителем которого является заслуженный деятель культуры РФ Курбанов Камиль Курбанович, его коллектив нас постоянно поддерживает.

Кроме того, неоднократно, выборочно по спискам в день пожилых людей и международный день защиты детей мы посещаем на дому больных детей и стариков. Кроме того, уже два года мы поддерживаем финансово и юридически одну семью, в которой два ребенка инвалида и родители не могут работать, потому что должны постоянно находиться при детях.

Два раза в месяц мы обязательно идем к ним с помощью, поддерживаем их. Кроме того, недавно, накануне Нового года мы провели развлекательное мероприятие для детей. В цирковой школе города Дагестанские Огни, в зале вместимостью 500 человек собрали детей из реабилитационного центра и детдомов Дербента, Дербентского, Хивского, Табасаранского районов. Конкретно из селений Дружба, Чинар, Мамедкала, Салик пригласили больных детей. Мы установили ёлку, пригласили Деда мороза, снегурочку, актеров театра, они показывали сценарии из разных сказок. Дети остались довольны, дед-мороз со снегурочкой подходили к каждому ребенку, просили их читать стихи и дарили им подарки.
Сегодня очень важно обратить внимание на воспитание подрастающего поколения, потому что личность формируется с детства. Сейчас, включая любой телеканал, дети смотрят очень жестокие фильмы, где много убийств, крови и насилия.

Мы хотим взяться за этот вопрос, у нас очень много хороших дагестанских и русских народных сказок, где детей призывают к добру, где чуждо насилие, где должны друг другу помогать, действует все по принципу «один за всех и все за одного», которые следовало бы показывать детям вместо того шлака, что сейчас крутят по телевидению.

Родители показывают своим детям мультики, содержащие сюжеты с насилием. Не лучше ли было, если бы взрослые показывали своим детям старые добрые советские мультики в переводе на лезгинский, табасаранский языки? Не уделяя достаточного внимания такому важному вопросу как воспитание молодежи, мы просто канем в лету.

А каким образом Вы привлекали людей, кто в основном жертвует свои средства – крупный класс, средний?

Крупный класс в основном отворачивается от пожертвования своих средств, в основном это представители среднего класса. Мы стараемся показывать проводимые нами мероприятия по местному и республиканскому телевидению. Многие люди видят чем мы занимаемся, благодарят нас, даже предлагают свою посильную помощь, и не только финансами. Так что, в основном фонд финансируется из личных средств нас, пятерых учредителей. А при проведении особо крупных мероприятий как «Подари улыбку детям», мы обращаемся за помощью к бизнесменам.

Большое Вам спасибо, Айваз муалим, желаю Вам удачи в этом благом деле, надеюсь, что таких фондов как ваш будет все больше и больше.

Я от всей души желаю вашему фонду (Лезги лувар – прим.ред.), то есть нашему общему фонду больших успехов. Наши цели и задачи общие, а значит, мы будем работать вместе, слаженно, найдем общий язык.

Беседовал Гусен Шахпазов

В моём представлении человек, посвятивший себя благо творению, должен быть настолько самодостаточен, чтобы иметь силы и энергию помогать другим. Ольга Мансир удивительная, яркая, с врождённым чувством прекрасного и полезным умением собрать вокруг себя творческих и неравнодушных людей. Ей удаётся генерировать интересные идеи, воплощать проекты и проводить светские мероприятия, которые действительно помогают и несут свет. АНО «Во Благо» собирает средства на обучение молодых врачей, медперсонала, на санаторное лечение для российских паралимпийцев и многое другое. На проведённых мероприятиях Оле удалось соединить искусство и благотворительность и сделать из этого столичный тренд.

Оля, как ты пришла к благотворительности? Что она для тебя в первую очередь?

Последние 10 лет я занималась волонтёрством в разных странах (Россия, Казахстан, Замбия) – поддерживала близкие мне идеи своим осознанно бесплатным трудом. В Москве благотворительность для меня оформилась в основной вид деятельности в рамках истории «есть ли жизнь после сокращения в кризис» - совершенно неожиданно освободилась масса времени, которое я посвятила творчеству и участию в благотворительных мероприятиях. Прошло несколько месяцев и мне в голову пришла идея сделать своё мероприятие, которое будет направлено на развитие творчества и сбор средств для тех, кто нуждается.

Благотворительный фонд Владимира Потанина провел настоящую «перезагрузку системы»: хорошо знакомый конкурс «Меняющийся музей в меняющемся мире» с этого года проходит по новым номинациям, стажировки специалистов выросли в программу «Музейный десант», открыта новая программа «Музейный гид», а в рамках партнерской программы запущены учебные курсы в Высшей школе экономики. Генеральный директор Фонда Потанина Оксана Ивановна Орачева рассказывает о смысле преобразований и об акцентах в работе с профессиональным музейным сообществом.

С этого года фонд серьезно пересмотрел свой подход к поддержке музеев. С чем это связано? Прежние номинации по какой-то причине перестали быть эффективными - или музейное сообщество выучило «правильные слова», упоминание которых в заявке автоматически делает ее интересной экспертам?

↯ Внимание! Для скачивания доступны новые образцы: ,

Существует комплекс причин, которые сподвигли нас пересмотреть деятельность наших программ и деятельность фонда в этой сфере, в целом. Когда фонд запускал музейные программы, мы преследовали определенные цели, в том числе научить музеи вести проектную деятельность, чтобы она вошла в музейную жизнь и стала в определенной степени нормой, а не диковинкой. Мы хотели, чтобы сложилось профессиональное сообщество, появились люди, готовые вносить преобразования в традиционную музейную деятельность. Мне кажется, что за время существования наших программ нам удалось достичь этих целей: музеи изменились, адаптировались к современным условиям, стали реализовывать массу интересных проектов и с нашей помощью, и без нее. Значит, пришло время двигаться дальше.

Номинации конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире» никогда не были статичными, они всегда шли в ногу со временем. Перечень номинаций зависит от того, что происходит с музейной сферой в данный момент. Например, номинация «Партнерский проект» долгое время существовала как самостоятельная, но позже мы отказались от нее - не потому, что считаем партнерство не важным, а потому, что уверены, что оно должно быть в любом проекте. То есть мы сместили фокус внимания. В прошлом году нам стало понятно, что первоначальные цели грантового конкурса, в целом, реализованы: с 2003 года более двухста проектов получили поддержку, огромное число профессионалов прошло через наши семинары и оказалось вовлечено в нашу деятельность через различные виды активностей. Нужно учитывать, что процесс не замыкается на победителях, которые получили грант и реализовали свои проекты, он касается всех, с кем они работают, в том числе людей, которые приходят в музей и смотрят на него другими глазами. Если эти цели достигнуты, значит, пришло время ставить новые. Нам приятно, что конкурс стал модельным, послужил примером для других организаций, и появились другие конкурсы, которые продолжили нашу инициативу.

Непросто что-то менять, когда есть устоявшаяся и хорошо работающая схема. Что помогло Вам принять решение?

Запрос на изменения пришел «снизу»: сами участники конкурса говорили, что хотят большего. Определенные запросы накопились и у экспертов, и у руководства фонда. Нам потребовался год на то, чтобы проанализировать наши действия и соотнести их с изменениями, произошедшими в музейной сфере, в том числе с помощью фонда. Когда видение было сформировано, мы предложили новую стратегию с надеждой на то, что и она в течение ближайших десяти лет будет задавать тон в развитии музейного сообщества. Таким образом мы постарались учесть предыдущий опыт и сохранить то ценное, что было накоплено. Вместе с этим, мы нарастили новый багаж и готовы предоставить музейным специалистам больший спектр возможностей: вместо одной программы «Меняющийся музей в меняющемся мире» появились четыре программы, которые предлагают человеку выбор в зависимости от того, чего он хотел бы достичь. Нам кажется очень важным, чтобы выбор инструментов поддержки был достаточно широким.

Можно ли сказать, что фонд переходит от поддержки конкретных проектов к поддержке людей?

Мы всегда поддерживали людей, это наша миссия. Обратите внимание: у любого поддержанного фондом проекта есть не только название, но и автор, лидер, потому что невозможно сделать хороший проект, если за ним не стоит личность. Личность важна. Точно так же важно, чтобы в музее, как и в любом другом институте, появилась критическая масса лидеров. Именно она двигает организацию вперед. Мы будем наращивать эту массу с помощью разных форм поддержки: одни смогут принять участие в конкурсе проектов, другие - съездить на стажировку, третьи решат, что нужно принять других специалистов в своем музее.

В Высшей школе экономики в этом учебном году появились сразу три новых курса по музейному делу в рамках образовательной программы «Прикладная культурология». Партнерская программа - это инвестиция фонда в сферу культуры?

Да, это часть нашей партнерской программы. Мы поддержали инициативу Политехнического музея. Именно он одним из первых ощутил потребность в подготовленных кадрах, но пошел не по пути подготовки музейных специалистов «под себя» - это, как раз, было бы более понятно и просто - а захотел сделать вложение в будущее всей музейной сферы. Нам показалось важным включиться в проект такого рода, тем более, что фонд поддерживает образование в рамках другого направления своей деятельности. Мы рассчитываем на то, что «дивиденды» от этого вклада получат не только студенты и преподаватели, но и все музейное сообщество в целом. Хочется верить, что в дальнейшем благодаря этой пилотной программе появятся российские программы международного уровня, на которых все желающие смогут обучаться современным музейным технологиям, а это позволит поднять престиж профессии и качество работы в музеях. Мы прекрасно понимаем, что для того, чтобы окупились вложения в образование, требуется больше времени по сравнению с вложениями в развитие конкретного проекта. Результат появится не завтра. Но мы уверены, что инвестиции такого рода необходимы.

В одном из интервью президента Фонда Потанина Ларисы Геннадьевны Зельковой есть фраза: «Не существует равных возможностей - есть большие города, есть маленькие, у одних музеев большие коллекции, у других - скромные. Если не сделать поправочные процедуры, может создаться ситуация, когда побеждать будут одни и те же успешные проектировщики…». Расскажите, пожалуйста, об этих процедурах!

Мы подошли к определению поправочных процедур во всех конкурсах фонда, отказавшись от искусственного квотирования. Принять участие в конкурсах могут все желающие, но дальше вступают в силу некоторые ограничения.

С прошлого года мы предложили всем подавать заявки онлайн. В этом случае мы уравняли положение тех, кто уверенно в написании заявок, и тех, кто его боится что его заявка не будет принята. Многие боялись посылать заявки, потому что считали, что такая заявка будет потеряна или на нее не обратят внимания. Но когда все заявки поступают через один канал, это исключено. Оформлять заявку онлайн сложно только в первый раз. Нужно только преодолеть психологический барьер. Страх перед компьютером гораздо слабее, чем страх, что московский эксперт не примет заявку просто потому, что она пришла «не оттуда» или оформлена «не так».

Второй важный момент - фонд активно проводит информационную кампанию в регионах: проходят специальные семинары, представители фонда выступают на региональных мероприятиях. Это нужно для того, чтобы показать доступность конкурсов широкой аудитории, а не только учреждениям из крупных городов.

Конечно, мы заинтересованы в том, чтобы побеждали сильнейшие. Но сильнейшим будет не тот, кто лучше написал заявку, а тот, кто предложил самую интересную идею, уникальный продукт. На этом этапе вступает в силу следующий фильтр - фонд привлек к оценке заявок по всем своим конкурсам региональных экспертов. Благодаря этому люди, которые подают заявки на участие в грантовом конкурсе, и эксперты, которые читают эти заявки, в равной степени понимают особенности работы регионального, муниципального музея. Есть мнение, что тем самым мы создали дополнительные трудности московским музеям: открывая заявку из столицы, эксперт будет учитывать, что в Москве есть больше возможностей, чем в среднем по стране. Чтобы избежать субъективизма в оценке, экспертные пулы формируются таким образом, чтобы не возникало конфликта интересов. Во-первых, эксперты не читают заявки из своего региона. Во-вторых, применяются процедуры нормирования, чтобы веса оценок более строгих и более лояльных экспертов соответствовали друг другу.

Таким образом, удалось предусмотреть региональный фактор и снять возможность субъективизма конкретного эксперта. Нормализованная оценка была введена в прошлом году и уже хорошо себя зарекомендовала.

Региональные экспертные советы действуют у нас первый раз, но особых опасений по поводу их работы у меня нет. Региональные эксперты и раньше участвовали в оценке работ, просто мы меньше акцентировали на этом внимание.

Еще одно важное нововведение - мы стали более активно привлекать в пул экспертов наших грантополучателей. Кто-то из них давно выигрывал гранты, кто-то включился в процесс недавно, но уже зарекомендовал себя в музейном сообществе и теперь помогает новым участникам.

Как можно описать идеального музейного специалиста, которого фонд готов поддержать в его начинаниях?

Идеалы всегда сложно описывать: на то он и идеал, чтобы к нему стремиться... Я бы сказала, что этот человек молод независимо от своего возраста - ему может быть и 25, и 55 лет; он показывает своей работой, что готов воспринимать чужой опыт; не боится делать ошибки; инициативен, то есть предлагает что-то, и готов не только брать, повышать с нашей помощью свои компетенции, но и отдавать. Безусловно, это лидер и профессионал. Эти качества тоже не зависят от возраста. В этом случае мы, вкладывая в одного человека, вкладываем в гораздо большее число людей.

Стажировки - это очень интересно. Но как быть с убеждением скептиков, что зарубежный опыт может быть абсолютно неприменимым на нашей земле?

Знакомство с британским, итальянским, французским, американским опытом - это в первую очередь возможность посмотреть на свою работу другими глазами. Познакомиться не значит механически перенести успешную практику. Даже если взять какой-то готовый механизм и вставить в нашу систему без изменений, но приложить к нему не те руки, он сломается. Стажировка позволяет, посмотрев на чужой опыт, переосмыслить свой собственный. Если в итоге будет сделан вывод, что мы все делаем правильно, появится понимание, что мы существуем не в замкнутом пространстве, а используем те же или похожие механизмы и методики, и нужно их оттачивать.

Не обязательно ехать за границу, чтобы увидеть что-то интересное - оно может скрываться в соседнем музее. Вполне возможно, что вы сделаете находку там, где и не ожидали. Вот, например, история о том, как можно обыграть вещи, на которые мы обычно не обращаем внимания. У Национальной портретной галереи Великобритании хватает доноров, вход в нее бесплатный. При этом каждый желающий может внести в фонд целевого капитала даже один пенс. Казалось бы, надо ли обращать внимания на такую мелочь? Если бы человек захотел помочь нашему музею десятью копейками, как бы мы к этому отнеслись? «Какие глупости, никто будет этим заниматься! Зачем мне это надо?». Тем не менее, в галерее идет кампания по сбору средств в фонд целевого капитала. Людям, которые пришли в кафе при галерее, предлагается оставить на столе всю ненужную мелочь, которую они получили на сдачу. Сотрудники объясняют, зачем это делать и чем это поможет музею. И оставляют! Мы бы об этом даже не подумали. Этот механизм никак не связан с культурой. Мы привыкли, что музею нужны миллионы. У галереи есть миллионы, коллекции, серьезная поддержка… Но на «копеечку» она все-таки обращает внимание, потому что эта «копеечка» помогает работать с лояльностью посетителей.

Прямой перенос этого опыта не имеет смысла. Но можно понять подход и спросить себя: что из того, на что я привык не обращать внимания, можно использовать в работе?

На Ваш взгляд, есть ли музеи, которым противопоказан музейный десант и любой чужой опыт? Учреждения, которым лучше идти своим путем?

Я думаю, что таких быть не может. Получается музей в клетке. Причем не в той, в которой есть воздух, а в наглухо закрытой коробочке. В таких условиях не может быть развития: чтобы развиваться, нужно соотносить себя с окружающим миром, а для этого нужно знать, что в нем происходит. Поэтому противопоказаний нет. Вопрос в способах применения нового знания.

Возможно, вы нашли собственные механизмы, ознакомились с теми, что есть у других, и пришли к выводу, что ваш опыт нужно укреплять и развивать. Замечательно! Может быть, имеет смысл пригласить коллег к себе - пусть приезжают поучиться. Может, вы действительно стали ростком нового знания.

Кстати, если говорить о «Музейном десанте» - новой программе фонда - то она предполагает не только стажировку российских специалистов за рубежом, но и приезд иностранных специалистов в Россию. Это говорит о том, что коллегам из других стран интересно, как мы работаем, придумываем и воплощаем.

То есть тихо сидеть, занимаясь только научной деятельностью, уже не получится?

Заниматься - для кого?

Для будущих поколений.

А как будущие поколения узнают о том, что это что-то важное, если вы замкнулись в себе? Когда коробочка закрыта, из нее ничего не выходит. Чтобы вышло, нужно ее открыть.

Тогда стоит сделать ряд уточнений по новым номинациям «Меняющегося музея в меняющемся мире». Кого Вы понимаете под местным сообществом?

Все, что окружает музей: людей, бизнес (тем более, что бизнес - это тоже люди)… Это могут быть и фонды местных сообществ, с которыми работает музей, и другие организации культуры, и государство во всех его проявлениях. Номинация «Музей и местное сообщество» нужна для того, чтобы показать, как музей общается со своим окружением, какими способами взаимодействует с ним.

Если музей давно хотел создать свой бренд, чтобы на его основе подготовить сувенирную линейку, может ли он сделать это в рамках номинации «Музейный дизайн»?

Да, эта номинация поддерживает развитие визуальной музейной коммуникации: создание бренда, передвижные выставки, работа с публичными зонами музея. Так ли важен дизайн, если есть большая коллекция?

Сегодня дизайн очень важен, музей должен быть привлекательным. Коллекция может быть потрясающей, но если человек не зайдет в музей, он об этом никогда не узнает. Поэтому нужно сделать так, чтобы посетитель зацепился взглядом, запомнил, заинтересовался. Интересная коллекция должна быть интересно представлена. Сувенирная продукция - это ведь тоже представление музейной коллекции.

Номинация «Музейный старт» предполагает частные инициативы?

Не только частные, но в любом случае некоммерческие. Чтобы поучаствовать в конкурсе по этой номинации, не обязательно создавать новый музей. Можно создать нечто новое внутри музея. Новое направление развития. Или, например, филиал на базе отдельно существующей коллекции. Или новый подход, связанный с развитием музея - например, у музея никогда не было отдела развития, не велась работа с донорами, не было сообщества друзей музея. По сути, музей сам объясняет, что нового он готов предложить. Но это однозначно не новая экскурсия и не лекторий: они- все-таки часть текущей деятельности.

Или, действительно, можно заявить создание нового музея. Это всегда хорошо.

С этого года общий объем грантовой поддержки существенно возрос. За счет чего это произошло?

Мы пересмотрели свой портфель и решили, что важно увеличить суммарный грантовый фонд наших четырех программ. Сейчас мы распределяем через разные конкурсы 75 миллионов рублей. Можно сказать, что мы изменили процентное соотношение статей нашего бюджета: решили, что нам важнее давать средства непосредственно музейным работникам. Оптимизирован сам процесс проведения конкурсов, теперь конкурсы проходят в один тур. Освободившиеся средства были переведены в грантовый фонд, для распределения между победителями конкурсов. Это связано с нашим пониманием того, что музейное сообщество изменилось: сегодня в фонд обращаются люди, которые, в целом, понимают, как оформлять проектные заявки, что такое бюджет проекта. Значит, отпала потребность в обучении в том виде, в котором мы проводили его раньше. Для тех, кому обучение необходимо, существуют другие формы поддержки: можно съездить на стажировку, пойти учиться в ГУ-ВШЭ, послушать открытые лекции… Благодаря перераспределению ресурсов фонд сможет поддержать больше проектов.

Какие глобальные планы фонд ставит перед собой на 2015-2016 годы?

Этот год будет пилотным: важно посмотреть, какие проекты мы получим по каждой из номинаций, как они будут реализованы. При необходимости - внести коррективы. В целом, мы настроены активно реализовывать то, что было начато, и двигаться дальше в этом направлении.

Материал проверен экспертами Актион Культура